Терпение не может быть бесконечным. Наступает момент, когда оно заканчивается. И это, как правило, влечёт за собой непредсказуемые последствия.
В последний год всё чаще жители области сравнивают ЕАО с гетто, в котором люди бесправны, их жизни ничего не стоят, их крик никто не слышит, их души переполнены болью и страхом за свою жизнь, но больше всего – за жизнь их близких, детей и внуков.
Поэтому сразу скажу: данная публикация, а также аудиозапись встречи вице-губернатора Братыненко с медицинскими работниками областной больницы и аудиозапись вчерашней встречи губернатора Гольдштейна с врачами областной больницы будут незамедлительно направлены самими медиками в Генеральную прокуратуру РФ, в Аппарат Правительства РФ, лично премьер-министру Мишустину, в Аппарат Президента РФ, на сайт обращений к Президенту РФ, в Роспотребнадзор РФ, в Росздравнадзор РФ, в Центральный Штаб ОНФ РФ, в Департамент здравоохранения при Правительстве РФ, в Следственный комитет РФ, в аппарат Государственной Думы РФ, в федеральные электронные СМИ.
Медики считают, что так надёжней: пусть даже их обращение привлечёт внимание не всех сразу перечисленных инстанций, но, если его заметят и вникнут в его суть хотя бы две-три инстанции, этого будет, наверняка, достаточно для того, чтобы отреагировали и остальные.
А теперь о сути.
Заведующей родильным отделение областной больницы ЕАО поступило заявление следующего содержания:
«Мы – медицинские сёстры физиологических и обсервационных палат отделения для новорожденных детей отказываемся выполнять обязанности отсутствующих медицинских сестёр поста интенсивной терапии и блока реанимации отделения для новорожденных детей по известным вам причинам: так как мы не владеем навыками работы с реанимационным оборудованием и тяжёлыми детьми, оказания им реанимационной помощи без врачей-неонатологов.
Мы не подписывали никакого приказа и не собираемся нести ответственность за жизнь и здоровье новорожденных тяжёлых детей».
Под этим заявлением стоит пять подписей.
От этих же медсестёр поступила докладная записка на имя главного врача больницы Стороженко следующего содержания:
«Доводим до вашего сведения, что мы, медицинские сёстры отделения для новорожденных детей, работаем без врача-неонатолога. У каждой из нас, согласно трудовому договору, имеются свои должностные обязанности. С определённого времени, по известным руководству отделения причинам, отсутствуют медицинские сёстры поста интенсивной терапии и блока реанимации. А это означает, что оказание экстренной помощи новорожденным детям полностью приостановлено. Но, не смотря на сложившиеся обстоятельства, во время наших дежурств на пост интенсивной терапии после родов всё равно поступают тяжёлые дети. Мы вынуждены оставлять своё отделение, свою работу, детей, находящихся в отделении физиологии и обсервации, за которых мы непосредственно несём ответственность, и начинаем оказывать помощь, проводить реанимационные мероприятия тяжёлым детям, порой не владея ни навыками, ни знаниями по работе с аппаратурой данного отделения. Ни у одной из нас на сегодняшний день нет узкой специализации по данному профилю.
Просим вас рассмотреть и принять данную докладную к сведению как безотлагательную и требующую принятия экстренных мер. В противном случае мы вынуждены будем обратиться в прокуратуру».
Внизу – семь подписей и штамп, подтверждающий, что данная докладная принята адресатом 22 декабря текущего года.
А теперь – аудио-обращение этих медсестёр в редакцию:
– Помогите нам, пожалуйста. Обращаются к вам медсёстры отделения неонатологи нашего большого родильного отделения областной больницы.
У нас складывается такая ситуация: мы работаем без врача-неонатолога уже длительное время. Акушеры-гинекологи, как вы уже писали, подали заявления об увольнении. Остаёмся мы. Ответственность за новорождённых, получается, ложится на нас. В отсутствии врача-неонатолога нам приходится всю нагрузку брать на себя. Мы делаем обходы сами, взвешиваем, отслеживаем состояние детей от их рождения до выписки.
Но одно дело – когда дети здоровые. Тут мы ещё как-то справляемся. Хотя так быть не должно, потому что состояние детей может ухудшиться, могут проявляться какие-то заболевания в период, когда новорождённые находятся в отделении.
Другое дело – когда поступают тяжёлые дети. Мы вынуждены их принимать и начинать проводить какие-то мероприятия. Мы-то начинаем в меру своих возможностей, а продолжение не следует! Ну да, мы вызываем реаниматолога из реанимационного отделения больницы. Он может ребёнка интубировать. Мы ему ассистируем, хотя не должны этого делать, потому что обучения по этой узкой специализации у нас нет. Но у нас отсутствуют медсёстры, которые должны работать на посту интенсивной терапии и реанимационного блока. То есть у нас кроме врачей-неонатологов ушли все медсёстры поста интенсивной терапии и блока реанимации!
А мы – простые медсёстры, мы сопровождаем отделение физиологии и обсервации и никакого отношения к реанимации детей не имеем.
Мы подали заявление главному врачу. Но нас никто не слышит!
Сегодня в больницу на встречу с медработниками приходил губернатор Гольдштейн. Две наши медсестры пошли на эту встречу. Но их туда не пустили. Сказали, что эта встреча только с врачами. Они дождались Гольдштейна уже на выходе из больницы. Объяснили ему ситуации. Сказали, что у нас нет врачей-неонатологов. А Жуков, стоящий рядом с Гольдштейном, вдруг сделав «большие глаза», спрашивает:
– Как нет врачей? У вас же было четыре неонатолога!
То есть он, якобы не знает, что врачей нет и не в курсе того, что происходит в роддоме, хотя с весны мы бьём тревогу, писали письма и бывшему главврачу Рябко, и Лебедеву в департамент здравоохранения, и ему – Жукову, но ни от кого ответов не последовало!
(А, действительно, как так? Жуков, курирующий здравоохранение, не в курсе сложившейся там ситуации? Он не знает, что из-за увольнения врачей-неонатологов роддом закрывали, объясняя это какой-то там дезинфекцией?». Хорош куратор!).
– Понимаете, после такого откровенного лицемерия Жукова было чувство, что нас искупали сами понимаете, в чём. Захотелось просто быстрее пойти и помыться…
(Понимаю. У меня такое чувство, что Жуков и иже с ним всю область искупали, сами понимаете, в чём…).
– Мы не знаем, что нам делать. Ну, например, завтра во время моего дежурства родится ребёнок, который будет требовать к себе особого внимания и лечения от врача-неонатолога, каких-то конкретных назначений. Его принесут. Принять я его не могу, но и не принять тоже не могу. Что мне делать?
Я должна буду оставить детей в своём отделении без наблюдения и что-то предпринимать в отношении этого ребёнка. Что? Отнести назад в родзал? Или завернуть в одеяло и отнести Стороженко, чтобы она, как главный врач, решала, что делать с ним?
Нас осталось из тринадцати шесть человек, которые работают сразу на трёх постах: обсервация, физиология и пост интенсивной терапии. Мы работаем на износ – сутки через сутки. Люди увольняются. Мы не знаем, что делать. У нас уже пошли смерти. Одно дело, когда ребёнок рождается нежизнеспособным, а другое дело, когда можно побороться за его жизнь.
А как это сделать без врача? Завтра мне идти на смену. Я боюсь туда идти. Я боюсь, что мне принесут тяжёлого ребёнка. И что я буду с ним делать? Смотреть на него? Теперь даже в Хабаровск такого ребёнка отправить невозможно, потому что с Хабаровском должен связаться врач, объяснить состояние ребёнка, составить сопроводительный документ. Медсёстры этого делать не имеют права. А врача у нас нет…
Что ответить этим людям, чей крик о помощи здесь никто не слышит? А ведь помощи они просят не себе лично. Они пытаются добиться помощи новорожденным детям, появляющимся на свет в родильном отделении областной больницы. Что им ответить? Что пока здравоохранением «рулит» патологоанатом Жуков, смертность будет в ЕАО превышать рождаемость? Они это и сами понимают. Более того, они были свидетелями того, как начинало рушиться родильное отделение больницы, как сначала ушёл на пенсию один врач-неонатолог. А Рябко и Жуков даже пальцем не шевельнули для того, чтобы найти или подготовить ему замену. Как на остававшихся двух неонатологов взвалили всю работу в отделении, и они просто жили в больнице, оставляя дома своих детей без внимания. Как эти два врача писали письма и Рябко, и Жукову, и Лебедеву, а те их просто игнорировали.
Всё это выглядело, как откровенное издевательство над теми, кто вопреки всему спасал детей. Эти жуковы, лебедевы, гольдштейны тратили не свои, конечно, деньги на большие баннеры с надписью «Спасибо врачам!», и в то же время относились к этим врачам, как к крепостным.
Всё! Терпение не может быть бесконечным. Наступает момент, когда оно достигает точки кипения! И я очень надеюсь, что точки кипения достигло терпение не только медиков, но и всех жителей области. Я думаю, будет правильным, если читатели поделятся этой публикацией со своими друзьями, знакомыми, родственниками, живущими не только в ЕАО, но и за её пределами. Чем больше людей об этом узнают, тем быстрее закончится этот ужас.
Елена ГОЛУБЬ
